В лекциях по философии А. Дугина наткнулся на очень любопытную тему "радикального субъекта". Насколько я понял, ввел этот термин и разработал учение о радикальном субъекте сам Дугин.
Радикальный субъект - это человек, освобожденный от суггестивного давления парадигм, человек, рассматривающий парадигмы со стороны, и благодаря этому осознающий их именно как парадигмы, а не как нечто само собой разумеющееся.
Всего существует три парадигмы: премодерна, модерна и постмодерна (досовременного, современного и после-современного обществ соответственно).
Премодерн делится на две части: манифестационизм (язычество, любые архаические верования, буддизм, индуизм) и креационизм (иудаизм, христианство, ислам).
Манифестационизм утверждает присутствие сакрального во всем, т.е. мир пропитан сакральным (эманациями Орла например ), каждая вещь есть не вещь сама по себе, а нечто большее. С точки зрения манифестационизма субъект и объект неразделимы.
В креационизме сакральное творит из ничто наш мир и непосредственно в нем уже не присутствует, а только сакрализует его извне.
Теперь осторожно, модерн! В Европу он пришел где-то в 16м веке. Ну это мы знаем: реальность, наука, материализм, рационализм и т.д.
Следующая парадигма - постмодерн. Европа в него как раз сейчас входит. В центре этой парадигмы лежит виртуальность и симулякр, а вообще штука очень сложная, не будем вдаваться.
И вот теперь о субъекте. Любая парадигма, при взгляде изнутри ее не сознается как парадигма, а сознается как нечто неприложное, очевидное, само собой разумеющееся. Для человека традиции, например христианина, другие религии - это ересь, хотя более-менее понятная, модерн - это начало конца, и постмодерн - это уже собственно все, ад. Для модерниста любая религия премодерна - это мракобесие, дикость и глупость, и, наконец, для постмодерна мракобесие и дикость и премодерн и модерн.
Практически каждый человек, рожденный и росший в парадигме, закрепощен ею, поэтому все общество в целом видит в разные эпохи мир по-своему и не может понять другого взгляда на него. Исключение составляют переломные моменты (например между премодерном и модерном - эпоха Возрождения), в одном из которых, втором по счету, между модерном и постмодерном, мы сейчас находимся. В этот момент и рождается радикальный субъект.
Радикальный субъект видит, что любая парадигма не есть истина в последней инстанции. Он может выбрать себе парадигму. Он может, например, стать мусульманином, но это будет совсем не обычный мусульманин . Он сознает ислам как религию, он способен понять и другие религии, другие парадигмы. Он все таки будет свободен, и выбор его будет свободным.
Так вот, к своему немалому удивлению, я нашел радикального субъекта у Кастанеды, причем признаки совершенно очевидные:"Я открыл, что энергия нашего мира мерцает. Она поблескивает. Не только живые существа, но и все вообще в нашем мире тускло светится своим собственным внутренним светом. Дон Хуан объяснил, что энергия нашего мира образует слои мерцающих цветов. Верхний слой - белесый; следующий за ним - зеленовато-желтый, а следующий дальше - янтарный.

Я обнаружил все эти оттенки, или, лучше было сказать, что я видел их мерцание, когда предметы, встречаемые мной в состоянии сновидения, меняли свои очертания. Однако белое сияние было всегда самым доступным при видении предмета, порождающего энергию.

- Неужели всего цветов только три? - спросил я дона Хуана.

- Их бесконечное число, - ответил он, - но для целей твоего начального состояния вполне достаточно этих трех. Позже ты сможешь получить их в любом наборе и выделить десятки оттенков, если захочешь этим заниматься.

- Белый слой имеет цвет, свойственный нынешнему положению точки сборки человечества, - продолжал дон Хуан. - Будем говорить, что это современный цвет. Многие считают, что все совершенное человеком в наши дни отмечено этим беловатым сиянием. В одно время положение точки сборки человечества привело к тому, что господствующая энергия в мире была зеленовато-желтая; а еще раньше она была янтарно-желтая. Цвет энергии магов - тоже янтарно-желтый, что означает их энергетическую связь с людьми, жившими в далеком прошлом.

- Думаешь ли ты, дон Хуан, что современный белый цвет энергии когда-нибудь изменится?

- Если человечество окажется способным эволюционировать. Великая задача магов состоит в том, чтобы распространить идею, согласно которой для эволюции человечества вначале необходимо освободить свое осознание от привязанности к общественным условностям. Как только осознание освобождается, намерение направляет его по новому пути развития.

- Ты думаешь, что магам удастся справиться с этой задачей?

- Им уже удалось. Они сами - живой пример этому. А убедить других в важности и необходимости эволюционирования - это другое дело."
Тут понятно, что янтарно-желтая энергия господствовала в манифестационизме, зеленовато-желтая в креационизме и белесая в модерне. Однако для меня было неожиданностью узнать, что современные маги сознают себя как радикальный субъект, потому что мне всегда казалось, что учение ДХ - это типичный манифестационизм. Видимо, это можно объяснить тем, что современные маги доверяют только опыту, и, например, пропитывающее мир сакральное они по-настоящему видят, а не предполагают и верят. Они не выстраивают никаких догматических систем. То есть, вот, смотри и не думай.
Но с другой стороны, с точки зрения парадигмы модерна это видение - просто галлюцинация, и вообще, как учит нас "Матрица", разве можно на сто процентов быть уверенным в том, что видишь? С этой точки зрения можно раскритиковать как материализм, так и видение магов, точнее их абсолютную уверенность в достоверности пережитого, увиденного. Абсолютная убежденность - это, вообще, по-моему, признак парадигмального мышления. Короче, вот тут я не разобрался. Вроде есть и признаки парадигмы, и признаки внепарадигмального мышления радикального субъекта. Вот, интересно что вы об этом думаете.

Вопрос понял, позже напишу свое мнение по этому поводу.

Итак. Прежде всего я хотел бы отметить, что, как мне кажется, даже учение о мультипарадигмальности и радикальном субъекте тоже основывается на определенной картине Мира, (т.е.) построенной в некоторой парадигме. Далее, мне кажется, что ответ на Ваш вопрос «Считает ли современный адепт Пути воина себя радикальным субъектом?» зависит от того, насколько современным является вопрошаемый субъект. Например, Ваш покорный слуга весьма радикален. Что же касается толтеков, подарившим нам Учение, то лично мне кажется, что их ситуация в этом отношении обычна: они находились внутри своей парадигмы и поэтому считали ее такой как есть на самом деле. А их претензии на радикального субъекта и заявления, вроде того, что опыт всех опытов – это быть воином, на мой взгляд, имеют следующие мотивы.


Итак, я думаю, что философия толтеков, новых видящих, по крайней мере декларируется как философия опыта. Однако этот опыт может быть несказуемым, и на своем пути маг может проходить через даже не обязательно осознаваемые трансформации. Например, дон Хуан говорил: «Наибольшее достижение новых видящих лежит в их объяснении тайны сознания. Они сконденсировали это в некоторые концепции и действия, которым обучаются ученики, когда находятся в состоянии повышенного сознания. Он сказал, что ценностью метода обучения новых видящих является то, что в нем используется одно преимущество: никто не может вспомнить ничего из того, что случилось с ним в состоянии повышенного сознания. Эта неспособность вспомнить создает почти непреодолимый барьер для воинов, которые должны вспомнить все это обучение, если они хотят продолжать этот путь. Только после многих лет борьбы и дисциплины воины могут вспомнить свое обучение. Благодаря этому усваиваются те понятия и процедуры, которым их обучали, и они приобретают ту силу, которую намеревались вложить в это новые видящие».

Дон Хуан говорил, что древние видящие «всему научились сами по себе, через видение. Большинство вещей, которые мы имеем на своей линии, происходят от них. Новые видящие исправили ошибки древних, но основа того, что мы знаем и делаем, восходит ко временам толтеков».

«Видение – это особое чувство познания, – познания чего-либо без тени сомнения».

По этому поводу я вспоминаю первое правило «метода, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках» Рене Декарта: никогда не принимать за истинное ничего, что я не признал бы таковым с очевидностью, т. е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не сможет дать повод к сомнению».

Также я вспоминаю полемику между стоиками и скептиками. По теории стоиков, приписываемой Хрисиппу (см. Аэций («Placita», IV, 12, 4); также Секст Эмпирик («Против логиков», I, 249)) внешняя действительность производит впечатление на нашу душу: это phantasia или visum. «Умный человек не должен допускать некритического принятия (synkatathesis или adsensus) phantasia, пока она не созреет в ясную и определенную идею (phantasia kataleptike или comprehensio), чего она не может сделать, если является ложной. Совокупность ясных и определенных идей образует науку (episteme)». Со своей стороны, скептики критиковали претензии стоиков на то, что они могут отличить phantasia от phantasia kataleptike (см. Секст Эмпирик (ibid., I, 405)).

Толтекская апологетика подлинности восприятия при видении следующая.

«Люди воспринимают присутствующую во Вселенной энергию и преобразуют ее в данные органов чувств. Затем эти данные интерпретируются, создавая окружающий нас мир. Вот эту интерпретацию мы и называем восприятием».

«Видение не является произвольным, а напротив, всегда остается постоянным и неизменным. Видящие могут наблюдать энергетические образования, которые существуют сами по себе и восприятие которых не искажено воздействием интерпретаций матрицы человека.

Эманации принимают единообразные стабильные структуры, и эти структуры эманаций могут одинаково восприниматься любым человеком, способным видеть».

«– Маги нашей линии называли способность непосредственно воспринимать энергию видением, – объяснял мне дон Хуан. – Это особое состояние повышенного осознания, в котором человеческое тело обретает способность воспринимать энергию как поток, течение, похожую на дуновение ветерка вибрацию. Способность видеть энергию так, как она течет во Вселенной, является следствием мгновенной остановки свойственной человеческим существам системы интерпретаций.

– Что представляет собой эта система интерпретаций, дон Хуан? — спросил я.

– Магам древней Мексики удалось установить, что каждая часть человеческого тела участвует в превращении потока вибраций в ту или иную форму сигналов, воспринимаемых органами чувств. Вся совокупность воздействий этих сигналов, непрерывно бомбардирующих органы чувств, преобразуется человеческими существами в систему интерпретаций, позволяющую им воспринимать обычный мир.

Маги древней Мексики, обладая железной дисциплиной, сумели заставить эту систему интерпретаций остановиться. Они назвали такую остановку видением и сделали ее краеугольным камнем своего знания. Способность непосредственно видеть энергию стала важным инструментом, который они использовали при создании собственных классификационных схем. Например, благодаря этой способности они стали рассматривать доступную для нашего восприятия Вселенную как нечто вроде луковицы, имеющей тысячи слоев: известный нам по обыденной жизни мир представляет собой, по их мнению, всего лишь один из таких слоев. Более того, они полагали, что все остальные слои не только доступны для человеческого восприятия, но и являются неотъемлемой частью естественного наследия человека.

Другим чрезвычайно ценным достижением древних магов – достижением, ставшим возможным опять же благодаря их способности непосредственно видеть энергию, – было открытие энергетического строения человека. Они видели, что человек является комбинацией энергетических полей, соединенных в светящийся энергетический шар или кокон некоей вибрирующей силой. Для магов линии дона Хуана Матуса истинный облик человека представлял собой удлиненное (яйцевидное) или округлое (сферическое) энергетическое образование, которое они называли светящимся яйцом или светящейся сферой. Древние маги считали эту светящуюся сферу нашим истинным "Я" – истинным в том смысле, что она абсолютно неизменна, если рассматривать ее с точки зрения энергии. В процессе непосредственного восприятия человека как энергетического образования становятся видны все его ресурсы – все, чем он является с точки зрения энергии».

Однако «Видящие объясняют акт видения орла в очень простых выражениях: поскольку человек составлен из эманаций орла, ему следует обратиться только к собственным составляющим. Проблема возникает с сознанием, – ведь именно его сознание удушено и спутано. В критический момент, когда должен быть простейший случай признания эманациями самих себя, человеческое сознание принуждено интерпретировать. В результате получается видение орла и его эманаций, однако нет ни орла, ни его эманаций, а есть нечто, чего ни одно живое существо не в состоянии уловить». Т.е. видение это, все же, каноническая, правильная интерпретация эманаций Орла, визуализация.

Абсолютность воинской убежденности это тоже дискуссионный вопрос. Например, в идеологической цитате дон Хуан говорит: «Есть три рода плохих привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, когда встречаемся с необычными жизненными ситуациями. Во-первых, мы можем отрицать то, что происходит или произошло, и чувствовать, что этого как бы вообще никогда не было. Это путь фанатика. Второе – мы можем все принимать за чистую монету, как будто мы знаем, что происходит. Это путь набожного человека. Третье – мы можем приходить в замешательство перед событием, потому что мы и не можем его отбросить, и не можем чистосердечно принять. Это путь дурака. Твой путь – есть четвертый: правильный – путь воина. Воин действует так, как если бы никогда и ничего не случалось, потому что он ни во что не верит. И однако же, он принимает все за чистую монету. Он принимает, не принимая, и отбрасывает, не отбрасывая. Он никогда не чувствует себя знающим и в то же время он никогда себя не чувствует так, как если бы никогда ничего не случалось. Он действует так, как будто он в полном контроле, даже хотя у него может быть сердце ушло в пятки. Если действуешь таким образом, то замешательство рассеивается». Также говорится: «Воин должен быть текучим и изменяться в гармонии с окружающим миром, будь это мир разума или мир воли. Реальная опасность для воина возникает тогда, когда выясняется, что мир – это ни то и ни другое. Считается, что единственный выход из этой критической ситуации – продолжать действовать так, как если бы ты верил. Секрет воина в том, что он верит, не веря. Разумеется, воин не может просто сказать, что он верит, и на этом успокоиться. Это было бы слишком легко. Простая вера устранила бы его от анализа ситуации. Во всех случаях, когда воин должен связать себя с верой, он делает это по собственному выбору. Воин не верит, воин должен верить».

Еще одна длиннющая цитата.

«Дон Хуан сказал, что видение является критическим элементом в разрушении мира древних видящих и в реконструкции новых взглядов. Именно через видение новые видящие открыли некоторые неопровержимые факты, которыми они воспользовались, чтобы прийти к определенным, революционным для них выводам относительно природы мира и человека. Эти выводы, позволившие начать новый цикл, и были теми истинами, которые дон Хуан излагал мне относительно сознания.

Дон Хуан пригласил меня сопровождать его в центр города для прогулки вокруг площади. По пути мы стали беседовать о машинах и разных тонких инструментах. Он сказал, что инструменты – это продолжение наших органов чувств, а я настаивал на том, что есть инструменты и не из этой категории, поскольку они выполняют функции, которые мы физиологически не в состоянии выполнить.

– Наши органы чувств способны на все, – заверил он.

– Я могу дать тебе подходящий пример, – сказал я. – Есть инструменты, способные принимать радиоволны, приходящие из космоса, а наши чувства не могут их улавливать.

– Я убежден в другом, – сказал он. – Я думаю, что наши чувства могут уловить все, что находится в нашем окружении.

– Ну, а как насчет ультразвука? – настаивал я. – У нас нет органического снаряжения, чтобы слышать его.

– Видящие убеждены, что мы коснулись пока очень малой части самих себя, – ответил он.

Он погрузился на время в размышления, как бы пытаясь решить, что сказать дальше. Затем он улыбнулся.

– Первой истиной относительно сознания, как я уже сказал тебе, – начал он. – Является то, что окружающий нас мир совсем не таков, как мы думаем. Мы думаем, что это мир вещей, а он таким не является.

Он помедлил, как бы оценивая эффект своих слов. Я сказал ему, что согласен с этой предпосылкой, поскольку все можно свести к полю энергии. Он сказал, что я интуитивно почти проник в истину, однако выразить – это не значит проверить. Он сказал, что его не интересует мое согласие или несогласие, а интересует моя попытка понять, что содержится в этой истине.

– Ты не можешь быть свидетелем поля энергии, – продолжал он. – По крайней мере, как средний человек, однако если бы ты был способен видеть его, ты был бы видящим и в этом случае ты объяснял бы истины сознания. Понимаешь ли ты то, что я говорю?

Далее он сказал, что выводы, к которым мы приходим рациональным путем, имеют очень мало влияния на изменение нашего жизненного пути. Поэтому так бесконечно велико число людей, имеющих яснейшие убеждения, однако действующих все время вопреки им. Единственным оправданием для себя они считают то, что "человеку свойственно ошибаться".

– Первой их истиной является убеждение, что мир таков, каким кажется, однако это не так: он не так прочен и реален, как нас пытается убедить наше восприятие, однако он не призрак. Мир – это не иллюзия, как о нем иногда говорят, он реален с одной стороны и не реален с другой. Обрати на это особое внимание, поскольку это следует понять, а не просто принять. Мы воспринимаем – это твердый факт, однако же, что мы воспринимаем, это факт не того же рода, поскольку мы учимся тому, что воспринимать.

Что-то оттуда действует на наши чувства – это та часть, которая реальна. Нереально то, что наши органы чувств говорят нам об этом. Возьмем, например, гору. Наши органы чувств говорят нам, что это объект: он имеет размеры, цвет, форму. Мы даже разбиваем горы по категориям, и это, пожалуй, верно. Относительно этого пока все верно, дефект только в том, что нам никогда не приходит в голову, что наши органы чувств играют лишь поверхностную роль, а наши чувства воспринимают так потому, что особая черта нашего сознания заставляет их делать это.

Я опять начал соглашаться с ним, но не потому, что хотел этого, я не вполне понял его аргументы, скорее всего я просто среагировал на угрожающую обстановку. Он остановил меня.

– Я воспользовался словом "мир", – продолжал дон Хуан. – Для обозначения всего, что окружает нас. У меня есть, конечно, лучший термин, но он будет для тебя малопонятным. Видящие говорят, что мы думаем, что это мир предметов только потому, что таково наше сознание. Но то, что реально там находится, так это эманации орла – текучие, всегда в движении, и все же неизменные, вечные.

Когда я захотел спросить его, что же представляют собой эманации орла, он остановил меня жестом. Он пояснил, что одно из наиболее драматических открытий, которое нам завещали древние видящие, то, что смыслом существования всех чувствующих существ является рост сознания. Дон Хуан назвал это колоссальным открытием.

В полушутливом тоне он спросил меня, не знаю ли я лучшего ответа на этот вопрос, который всегда преследовал человека – вопрос о смысле нашего существования. Я встал незамедлительно в защитную позицию и начал говорить о бессмысленности постановки этого вопроса, поскольку на него нет логического ответа. Я сказал ему, что для того, чтобы обсудить этот предмет, нам следовало бы поговорить о религиозных верованиях и обратить все это в дело веры.

– Древние видящие не просто говорили о вере, – сказал он. – Хотя они и не были столь практичны, как новые видящие, однако они были достаточно практичны, чтобы понять то, что видят. То, на что я хотел обратить внимание своим вопросом, так сильно тебя расстроившим, состоит в том, что только наша рациональность не может подойти к этому вопросу о смысле нашего существования. Всякий раз, когда она это делает, ответ превращается в дело веры. Древние видящие пошли другим путем и нашли ответ, который основан не только на вере.

Он сказал, что древние видящие, встречаясь с несказанными препятствиями, в действительности видели ту неописуемую силу, которая является источником всех чувствующих существ. Они называли ее орлом, поскольку в тех немногих взглядах украдкой, какие они могли вынести, они видели ее в виде чего-то, напоминающего пестрого черно-белого орла бесконечной протяженности.

Они видели, что этот орел наделяет сознанием, орел творит чувствующие существа так, чтобы они могли жить и обогащать сознание, данное им вместе с жизнью. Они также увидели, что орел пожирает это самое обогащенное сознание после того, как чувствующие существа лишаются его в момент смерти.

– Для древних видящих, – продолжал дон Хуан. – Сказать, что смыслом существования является рост сознания, не было вопросом веры или дедукции – они видели это.

Они видели, что сознание чувствующих существ улетает в момент смерти и воспаряет, как светящаяся паутинка, прямо к клюву орла, чтобы быть поглощенным. Для древних видящих это было доказательством того, что чувствующие существа живут только для того, чтобы обогатить сознание, то есть пищу орла.

Дону Хуану пришлось прервать объяснения, так как ему пришлось отлучиться на короткое время по делам. Нестор отвез его в Оаксаку. Видя их отъезжающими, я вспомнил, что в начале моей связи с доном Хуаном каждый раз, когда он упоминал об отъезде по делам, я думал, что это благовидный предлог для чего–то еще, однако в конце концов я понял, что это было действительно то, о чем он говорил. Когда предстояла такого рода поездка, он надевал один из многих своих безупречно сшитых костюмов с жилетом и выглядел тогда как угодно, но только не как старый индеец, которого я знал. Я сообщил ему относительно сложности для меня этой его метаморфозы.

– Нагваль – это некто, достаточно гибкий для того, чтобы быть всем, чем угодно, – ответил он тогда. – Быть нагвалем, кроме всего прочего, означает также не иметь ничего, что нужно было бы защищать. Запомни это: мы будем возвращаться к этому неоднократно.

Мы действительно возвращались к этому не раз под различными предлогами. Он как будто действительно не имел ничего, что нужно было бы защищать, однако во время его отъезда в Оаксаку у меня появилась тень сомнения в этом. Неожиданно я осознал, что нагваль имеет все-таки один пункт, требующий защиты: описание орла и его требований, и защита эта, по моему мнению, должна быть страстной.

Я пытался поставить этот вопрос некоторым из компаньонов дона Хуана, но они уклонились от моих попыток. Они сказали, что я, так сказать, нахожусь в карантинном положении по отношению к такого рода обсуждениям до тех пор, пока дон Хуан не закончит свои объяснения. Сразу, как только он вернулся, мы сели для беседы, и я спросил его об этом.

– Эти истины не являются чем–то, что требует страстной защиты, – ответил он. – Если ты думаешь, что я собираюсь их защищать, ты ошибаешься. Эти истины сгруппированы вместе для восторга и просветления воинов, а не для возбуждения каких-то собственнических чувств. Когда я сказал тебе, что нагвалю нечего защищать, я имел в виду, между прочим, что у нагваля нет страстных привязанностей.

Я сказал ему, что не следую его учению, поскольку одержим описанием орла и его действий. Я все время возвращаюсь к ужасу этой
идеи.

– Это не идея, – сказал он. – Это факт, и я могу сказать – устрашающий факт, если ты спросишь меня об этом. Новые видящие не играют просто в идеи.

– Но какого же рода силой может быть орел?

– Я не знаю, как ответить на это: орел для видящих так же реален, как для тебя тяготение и время, и так же абстрактен и непостижим.

– Подожди минутку, дон Хуан. Это действительно абстрактные понятия, однако они относятся к реальным явлениям, которые подтверждаются. Есть целые отрасли знания, посвященные этому.

– Орел и его эманации равным образом имеют подтверждение, – возразил дон Хуан. – А исследования новых видящих как раз этому и посвящены.

Я попросил его объяснить, что же представляют собой эманации орла. Он ответил, что эманации орла – это невыразимые вещи в себе, [вспоминаем Канта. G.] охватывающие все существующее – познаваемое и непознаваемое.

– Невозможно описать словами, что представляют собой эманации орла, – продолжал дон Хуан. – Видящие должны стать свидетелями этого.

– Был ли ты сам их свидетелем, дон Хуан?

– Конечно был, и все же я не могу сказать тебе, что они такое. Они являются присутствием, почти как масса своего рода, как давление, создающее ослепительное ощущение. Можно схватить лишь их отблеск, так же, как можно схватить лишь отблеск орла.

– Мог бы ты сказать, дон Хуан, что орел является источником своих эманаций? – Я имею в виду, так ли это визуально?

– В орле нет ничего визуального – все тело видящего ощущает орла. В каждом из нас есть что-то, что делает нас свидетелями всем своим телом. Видящие объясняют акт видения орла в очень простых выражениях: поскольку человек составлен из эманаций орла, ему следует обратиться только к собственным составляющим. Проблема возникает с сознанием, – ведь именно его сознание удушено и спутано. В критический момент, когда должен быть простейший случай признания эманациями самих себя, человеческое сознание принуждено интерпретировать. В результате получается видение орла и его эманаций, однако нет ни орла, ни его эманаций, а есть нечто, чего ни одно живое существо не в состоянии уловить».

Dalemirov, дихотомия которая тебя заинтересовала, разрешается просто: «воин верит неверя».

Наверняка нужно дать пояснения (?). Воин знает что такое сила веры и не только воин (так или иначе, все люди знают что жизнь без веры называть жизнью в полной мере нельзя), но в отличии от них, воин сам выбирает, сколько и чему, доверить силу своей веры.
Как пример рассмотрим веру в осознанные сновидения, сперва мы доверяем им, потом верим что знаем и лишь затем, осознаем что знали «всегда». Чтобы двигаться в практике, необходимо от чего отталкиваться, парадигма как раз то, от чего отталкиваются и ее правильно рассматривать в этом свете, как ступень бесконечной лестницы. Каким бы не был радикальным субъект, без веры «во что-то» его жизнь будет не мотивированой, поэтому воин верит в единственное что его никогда не подведет, не предаст и не разочарует, всему остальному он доверяет как сталкер.

Gomez
Вот эта цитата как раз то, что мне было нужно, спасибо:


и вот эта:


Вот это похоже на радикального субъекта, как я его понимаю.

Gomez

Я бы применил здесь слово "внепарадигмальность", или "надпарадигмальность". "Мультипарадигмальность" - это, пожалуй, что-то из постмодерна, который все смешивает, превращая в бессмысленную кашу и в этом видит свою цель. В постмодернистских произведениях премодерн мешается с модерном и все превращается в балаган.
А радикальный субъект не опирается на определенную картину мира, а скорее вот так :

Dalemirov, приставки «вне» и «над» в контексте парадигмы, прямо указывают только на известный аспект знания и какбы игнорируют неизвестный и непознаваемый, мультипарадигма наоборот, хоть и опирается на эмпирическое знание, учитывает множество потенциальных возможностей, как и тенденций к догматизму, она не смешивает, а относительно реальности, наделяет все явления равной важностью.

Этимолог

Ну, может и так